Сказание об Арагорне и Арвен
Арадор был дедом Короля. Сын Арадора Араторн искал руки Гильраэн Прекрасной, дочери Дираэла, который сам был потомком Аранарта. Дираэл не соглашался на этот брак, ибо Гильраэн была молода и не достигла еще того возраста, когда Дунедайны выдавали своих дочерей замуж.
-- И пусть Араторн отважен, -- говорил Дираэл, -- пусть он достиг совершеннолетия и станет вождем раньше, чем предполагают люди, сердце говорит мне, что жизнь его будет коротка.
Но Иворвен, жена Дираэла, тоже обладавшая даром предвидения, отвечала:
-- Тем больше нужно спешить! Тень грядущей грозы легла на наши дни; великие дела близятся. Если эти двое поженятся теперь, для нашего народа может родиться надежда, если же нет, ее не будет вовсе.
И случилось так, что Арадор был убит горными троллями в Хладнагорье к северу от Раздола лишь через год после свадьбы Араторна и Гильраэн, и Араторн стал Вождем Дунедайнов. На следующий год Гильраэн родила ему сына, нареченного Арагорном. Когда Арагорну было всего два года, Араторн отправился с сынами Элронда на битву с орками, и орчья стрела пронзила ему глаз; по меркам его народа жизнь Араторна была действительно коротка, ибо пал он лишь шестидесяти лет от роду.
Тогда Арагорн, ставший Наследником Исилдура, был принят с матерью в дом Элронда в Раздоле; Элронд стал ему отцом и полюбил как сына. Однако все звали Арагорна Эстел, что значит -- "Надежда"; истинное же имя и происхождение его по приказу Элронда хранились в тайне, ибо Мудрые узнали в то время, что Враг ищет Наследника Исилдура, если есть еще такой на земле.
Когда же Эстел был двадцати лет от роду, случилось так, что он возвратился в Раздол после великих деяний в отряде сынов Элронда; Элронд посмотрел на него и был рад, ибо увидел, что тот красив, благороден и рано вошел в зрелость, хоть и предстояло ему еще возмужать и обрести величие духа. Потому-то в тот день Элронд и назвал его истинным именем, открыл, кто он и чей сын, и передал ему наследные ценности его рода.
-- Это -- кольцо Барахира, -- сказал он, -- знак дальнего нашего родства; а вот обломки Нарсила. С ними ты сможешь совершить много великих дел, ибо я предсказываю, что жизнь твоя будет дольше срока, отведенного людям, если несчастья не случится с тобой и ты выдержишь испытание. Но испытание это будет долгим и трудным. Скипетр Аннуминаса я оставляю пока у себя, ибо тебе еще предстоит заслужить его.
На следующий день в час заката Арагорн гулял один в лесу; сердце его радовалось, и он пел, ибо был полон надежд и мир казался ему прекрасным. Внезапно он увидел девушку, идущую по траве меж белых стволов берез; и он замолчал, изумленный, думая, что заснул или же обрел дар эльфийских менестрелей, которые могли воплощать то, о чем пели, перед глазами слушателей.
Ибо Арагорн пел часть Баллады о Лутиэнь, повествующую о встрече Лутиэнь и Берена в лесу Нелдорета. И -- о чудо! -- здесь, в Раздоле, перед ним шла Лутиэнь в серебряно-голубой мантии, прекрасная, как эльфийские сумерки; порывы ветра развевали ее темные волосы, самоцветы звездами горели во лбу.
Мгновение Ар агорн молча смотрел на нее, но потом, испугавшись, что она исчезнет и он никогда больше не увидит ее, воскликнул: "Тинувиэль, Тинувиэль!" -- точно как Берен в стародавние времена Предначальных Дней.
Однако девушка обернулась к нему и сказала, улыбнувшись:
-- Кто ты? И почему зовешь меня этим именем?
А он отвечал:
-- Потому что я решил, что ты действительно Лутиэнь Тинувиэль, о которой я пел. Но если ты и не она, то очень похожа.
-- Так говорят многие, -- молвила она. -- И хоть меня зовут по-другому, моя судьба, быть может, будет похожа на рок дочери Тингола. Но кто же ты?
-- Меня звали Эстел, -- отвечал он, -- однако я -- Арагорн, сын Араторна, Наследник Исилдура, Повелитель Дунедайнов, -- но, не договорив еще, понял он, что мала цена всей этой высокой родословной, которой он так гордился и которая была теперь ничтожна перед прелестью ее и величием.
Она же весело засмеялась и сказала:
-- Так мы дальние родственники. Я -- Арвен, дочь Элронда, и зовусь еще Ундомиэлью.
-- Часто бывает, -- сказал тогда Арагорн, -- что в опасные времена люди прячут свое главное сокровище, но я удивляюсь Элронду и твоим братьям, ибо, хоть и живу в этом доме с детства, не слышал о тебе ни слова. Ведь не держал же тебя отец взаперти?
-- Нет, -- отвечала она, устремив взор на Горы, белеющие на востоке. -- Я просто жила некоторое время в стране родни моей матери, в далеком Лотлориэне, а сейчас вернулась навестить отца. Много лет минуло с тех пор, как я в последний раз была в Имладрисе.
Удивился этому Арагорн, ибо она казалась не старше его, прожившего лишь двадцать лет в этом мире.
-- Не удивляйся! -- сказала Арвен, читая у него в глазах. -- Детям Элронда дана жизнь Элдаров.
И Арагорн был смущен, ибо увидел в ее глазах эльфийский свет и многолетнюю мудрость; но с того часа он полюбил Арвен Ундомиэль, дочь Элронда.
После этого Арагорн долго был молчалив, и его мать поняла: что-то странное происходит с ним; наконец он ответил на ее вопросы и рассказал о встрече в лесных сумерках.
-- Сын мой, -- сказала Гильраэн, -- твоя цель слишком высока даже для потомка многих королей. Ибо эта госпожа -- благороднейшая и прекраснейшая на земле. Да и не может смертный сочетаться с Эльфами узами брака.
-- Однако мы родственники, если только правдивы предания моих праотцев, -- отвечал Арагорн.
-- Они правдивы, -- сказала Гильраэн, -- но то было давным-давно и в другую эпоху этого мира -- задолго до увядания нашего народа. И потому я боюсь; ибо без покровительства господина Элронда род Исилдура придет скоро к концу. Но не думаю, что Элронд будет покровительствовать в этом деле.
-- Тогда горьки будут дни мои, и один обречен я скитаться в глуши, -- сказал Арагорн.
-- Воистину такова судьба твоя, -- отвечала Гильраэн, но, хоть и обладала, как весь ее род, даром предвиденья, не сказала сыну ничего больше о своих предчувствиях и никому не говорила о том, что поведал он ей.
Однако Элронд видел многое и читал во многих сердцах. Поэтому однажды, еще до конца года, он позвал к себе Арагорна и сказал:
-- Выслушай меня, Арагорн, Араторнов сын, Повелитель Дунедайнов! Великая судьба уготована тебе: или возвыситься над всеми твоими предками со времен Элендила, или пасть во тьму вместе с остатком твоего рода. Многие годы испытаний лежат перед тобой. И не будет у тебя жены, и ни одна женщина не будет связана с тобой словом, пока не придет твое время и ты не окажешься достойным его.
На это Арагорн сказал, обеспокоенный:
-- Уж не говорила ли об этом моя мать?
-- Конечно же, нет, -- отвечал Элронд. -- Тебя выдали собственные глаза. Но я говорил не только о моей дочери. Ты не будешь обручен и с дочерью рода человеческого. Что же до Арвен Прекрасной, Госпожи Имладриса и Лориэна, Вечерней Звезды нашего народа, то ее происхождение куда выше твоего, и она жила на свете столь долго, что ты для нее -- лишь малый росток рядом со стройным высоким деревом. Она -- слишком высоко над тобой. Думаю, так она это и понимает. Но даже если не так, и ее сердце обратится к тебе, мне будет горестна судьба, на которую мы обречены.
-- Какая судьба? -- спросил Арагорн.
-- Пока я живу здесь, у нее будет юность Элдаров, -- отвечал Элронд, -- а когда уйду, она пойдет за мной -- если захочет.
-- Понял я теперь, -- сказал Арагорн, -- что загляделся на сокровище не менее ценное, чем сокровище Тингола, что возжелал некогда Берен. Такова уж моя судьба. -- И тут внезапно провидение его народа пришло к нему, и он продолжал:
-- Но господин Элронд! Ныне годы твоей жизни бегут быстро, и недалек тот час, когда твои дети станут перед выбором: с тобой ли разлучиться или со Средиземьем.
-- Воистину, -- отвечал Элронд. -- Тот час недалек -- для нас; для людей же минет еще много долгих лет. Но Арвен, моей возлюбленной дочери, не придется выбирать, если ты, Арагорн, Араторнов сын, не встанешь между нами и не принесешь кому-то -- мне или себе -- неизмерную горечь расставания. Ты не понимаешь еще, чего от меня требуешь. -- Он вздохнул и, помолчав, продолжал, печально глядя на юношу. -- Но будь что будет. Не стоит говорить об этом, пока не минет долгий, долгий срок. Мгла сгущается, и много зла придет в этот мир.
Тогда Арагорн с любовью простился с Элрондом и на следующий день, сказав "прощай" матери, дому Элронда и Арвен, отправился в глушь. Тридцать лет сражался он там против Саурона; и он стал другом Гэндальфа Мага, от которого постиг много мудрости. Множество опасных путешествий совершил с ним Арагорн, но шли годы, и все чаще он странствовал один. Трудны и длинны были пути его, и облик его был суров, когда он не улыбался; однако он выглядел человеком, достойным почестей, королем-изгнанником, если не скрывал этого. Ибо он странствовал во многих обликах и прославился под многими именами. Он скакал в войске рохирримцев и сражался за Повелителя Гондора на земле и на море; но в час победы он исчезал для Людей Запада и уходил в одиночку далеко на Восток и глубоко на Юг, постигая там сердца людей, злые и добрые, и раскрывая заговоры прислужников Саурона.
Так он стал наконец самым стойким из живущих людей, искусным в их искусствах и умудренным в их знаниях, и, однако же, -- выше их, ибо он был по-эльфийски мудр, а когда глаза его загорались огнем, огонь этот немногие могли вынести. Судьба сделала лицо Арагорна печальным и суровым, но надежда таилась глубоко в его сердце, и радость порой пробивалась из него, как ключ из скалы.
Случилось так, что, когда Арагорну было сорок девять лет, он вернулся из страшных краев на темных рубежах Мордора, где Саурон поселился вновь и лелеял теперь свою злобу. Арагорн устал и желал возвратиться в Раздол, чтобы отдохнуть немного перед странствиями в дальние страны; по пути он подошел к Лориэну и был приглашен в эту скрытую землю Владычицей Галадриэлью.
И, хоть он и не ведал того, Арвен Ундомиэль вновь жила там у родни своей матери. Немного изменилась она, ибо годы смертных проходили мимо нее; но лицо ее стало печальным и редко теперь был слышен ее смех. Арагорн же был в расцвете духовных и телесных сил; Галадриэль велела ему сбросить походное одеяние, облачила его в серебряное и в белое и дала серый эльфийский плащ, а во лбу у него горел теперь самоцвет. И похож он был не на Человека, а, скорее, на Эльфийского властителя с Островов Запада. Случилось так, что Арвен первая узрела его после долгой разлуки; и когда он шел к ней под усыпанными золотыми цветами деревьями Карас-Галадона, ее выбор был сделан и судьба предрешена.
Недолго гуляли они вм есте по полянам Лотлориэна -- настало время расставания. И вечером, в день летнего солнцестояния, Арагорн, сын Араторна, и Арвен, дочь Элронда, поднялись на прекрасный холм Керин-Амрот и бродили там босиком по вечноживой траве, а эланор и нифредиль стелились им под ноги. И там, на холме, вглядевшись во Тьму на востоке и в Сумерки на западе, они поклялись друг другу в верности и были счастливы.
И сказала Арвен:
-- Темна Тьма, но сердце мое наполнено радостью, ибо ты, Эстел, будешь среди тех великих, чья доблесть рассеет ее.
И отвечал Арагорн:
-- Увы! Не дано мне предвидеть этого. Но твоя надежда -- моя надежда. Тьму отвергаю я полностью. Но и Сумерки, госпожа, не для меня; ибо я смертен, и если ты будешь верна мне, Вечерняя Звезда, ты тоже отринешь Сумерки.
Долго стояла она, недвижна, как белое дерево, и сказала наконец:
-- Я буду верна тебе, Дунадан, и уйду от Сумерек. Но там -- земля моего народа и древний дом моих предков.
Ибо Арвен нежно любила своего отца.
Когда Элронд узнал о решении дочери, он не проронил ни слова, хотя сердце его горевало и непросто было ему вынести судьбу, которой он давно опасался. Но когда Арагорн вновь появился в Раздоле, Элронд послал за ним и сказал:
-- Сын мой, пришли годы, когда надежда поблекла, и я не властен видеть грядущее. А теперь между нами пролегла тень. Быть может, так уж мне предначертано: своей потерей восстановить царствование людей. И потому, хоть я и люблю тебя, но говорю: Арвен Ундомиэль не отдаст своей жизни за меньшее. Она не будет невестой Человека, меньшего, чем Король Гондора и Арнора. И даже наша победа принесет мне тогда лишь печаль и расставание, но тебе -- надежду на краткую радость. Увы, сын мой! Боюсь, тяжел будет для Арвен Рок Человеческий.
Больше они не говорили об этом; Арагорн же вновь отправился в глушь -- к ждавшим его страшным опасностям и тяжким трудам. И пока на мир опускалась тень и страх расползался по Средиземью, а мощь Саурона росла и башни Барад-Дура поднимались все выше и выше, Арвен оставалась в Раздоле и в мыслях следила за дальними странствиями Арагорна. В надежде создала она для него великое королевское знамя, открыто поднять которое мог лишь провозгласивший себя Властителем Нуменорийцев и Наследником Элендила.
Через несколько лет Гильраэн с разрешения Элронда вернулась к своему народу в Эриадор и жила там одна; она редко видела сына, скитавшегося в дальних странах. Но однажды, когда Арагорн вернулся на Север, он пришел к ней, и она сказала:
-- Наша разлука будет последней, Эстел, сын мой. Годы забот состарили меня, как обычного человека, и больше я не могу противостоять тьме нашего времени, сгущающейся над Средиземьем. Скоро я покину его.
Арагорн попытался успокоить ее, говоря:
-- Однако же может быть свет за тьмой; и если так, ты увидишь его и возрадуешься.
Но она отвечала ему таким линнодом:
Онен и-Эстел Эдайн, у-хебин эстел аним1,
и Арагорн ушел с тяжелым сердцем. Гильраэн умерла еще до весны.
А время все близилось к Войне Кольца; об этом же поведано в других сказаниях: как открылся непредвиденный способ низвергнуть Саурона и как сбылась безнадежная надежда. И случилось, что, когда поражение казалось уже неизбежным, Арагорн прибыл с моря и развернул знамя Арвен в Битве на Полях Пеленнора; в тот день он был провозглашен королем. Тогда наконец, когда все было сделано, он вступил в наследование своим отцам и принял корону Гондора и скипетр Арнора; и в день летнего солнцестояния года падения Саурона он получил руку Арвен Ундомиэль, и они сочетались браком в городе Королей.
Так завершилась Третья Эпоха -- победою и надеждой; но самой горестной из печалей этой Эпохи было расставание Элронда и Арвен, разлученных Морем и неодолимой судьбой. Когда Великое Кольцо было уничтожено, а Три других потеряли силу, Элронд ощутил великую усталость и покинул Средиземье -- чтобы никогда уже не вернуться. А Арвен стала смертной, однако ей было суждено жить, пока не потеряет она все, что получила.
Королевою Эльфов и Людей прожила она с Арагорном сто двадцать лет в великой славе и блаженстве; но вот Арагорн почувствовал приближение старости и понял, что пришли к концу отпущенные ему годы, хоть и долгими они были. Сказал тогда Арагорн Арвен:
-- О Госпожа Вечерняя Звезда, прекраснейшая и возлюбленнейшая в этом мире! Моя жизнь увядает. Вспомни! Мы собирали, мы тратили, и вот близится время расплаты.
Давно предвидела это Арвен и поняла его сразу; и однако же горе охватило ее.
-- Значит, государь, ты до срока покидаешь свой народ? -- спросила она.
-- Не до срока, -- отвечал он. -- Ибо если я не уйду теперь, то буду вынужден сделать это вскоре. А Элдарион, наш сын, уже достиг зрелости и может стать королем.
И после этих слов Арагорн вошел в Дом Королей на Улице Молчания и возлег на ложе, приготовленное для него. Там он простился с Элдарионом и передал ему крылатую корону Гондора и скипетр Арнора; затем все оставили его, а Арвен встала у его ложа. И вся ее мудрость и знатное происхождение не смогли сдержать мольбы к нему остаться еще немного. Ее дни не томили ее. Так вкусила она горечь взятой на себя смертности.
-- Госпожа Ундомиэль, -- сказал Арагорн, -- воистину труден этот час, но ведь он был предрешен в день, когда мы встретились под белыми березами в саду Элронда, где теперь никого не встретишь. И на холме Керин-Амроте, отвергнув и Тьму, и Сумерки, приняли мы эту судьбу. Подумай же, о возлюбленная, действительно ли ты хочешь, чтобы я ждал, покуда не иссохну и не упаду со своего высокого трона, беспомощный и потерявший рассудок. Нет, госпожа, я -- последний из Нуменорийцев и последний Король Предначальных Дней; и мне дана не только жизнь длиною втрое против людей Средиземья, но и милость уйти по желанию и вернуть дар. Теперь я засну.
Я не утешаю тебя, ибо такая боль безутешна на кругах этого мира. Но последний выбор -- перед тобой: раскаяться в своем решении -- и уйти в Пристанища, и унести на Запад память о прожитых нами днях, которая будет там вечноцветущей, но всего лишь памятью; или же покориться Року Человеческому.
-- О нет, возлюбленный государь, -- отвечала она, -- этот выбор давно сделан. Нет теперь корабля, который мог бы унести меня туда, и я воистину должна покориться Року Человеческому, хочу я этого или нет, -- гибели и молчанию. Но послушай, Король Нуменорийцев: только теперь поняла я историю твоего народа и его падения. Я смеялась над ними, презренными безумцами, но теперь мне жаль их. Ибо если воистину, как говорят Элдары, таков дар Единого Людям, его горько принять.
-- Похоже, это так, -- отвечал он, -- но не будем повержены последним испытанием, мы, издавна отвергшие Тьму и Кольцо. В печали разлучаемся мы, но не в отчаянии. Ибо, пойми! -- мы не прикованы навечно к кругам этого мира, и за ними есть больше, чем память. Прощай!
-- Эстел, Эстел! -- вскричала она, и, поцеловав ей руку, Арагорн погрузился в сон. Великая красота раскрылась тогда в нем, и в изумлении смотрели на него люди, ибо видели слитые воедино красу юности, доблесть зрелости и мудрость и величие его лет. И долго лежал он там, образ великолепия Королей Человеческих, в славе, незатемненной до конца света.
А Арвен вышла из Дома; сияние глаз ее потухло, и людям казалось, что она стала печальной и холодной, как наступление беззвездной зимней ночи. Затем она простилась с Элдарионом, с дочерьми и со всеми, кого любила, и, покинув город Минас-Тирит, отправилась в земли Лориэна и жила там одна под увядающими деревьями до прихода зимы. Гaладриэль ушла, и Келеборн тоже ушел, и земля молчала.
Там наконец, когда опадали листья маллорна, но весна еще не настала, она прилегла отдохнуть на Керин-Амроте; и там будет ее зеленая могила, покуда мир не изменится, и пришедшие после люди не забудут окончательно дни ее жизни, и эланор с нифредилью не перестанут цвести на востоке от Моря.
Так завершается это сказание, как дошло оно до нас с Юга, и с кончиной Вечерней Звезды ничего больше не будет сказано в этой книге о тех стародавних днях.